Научный бестселлер экономистов Дарона Асемоглу и Джеймса А.Робинсона посвящен разработке концептуальных оснований для анализа создания и консолидации демократии. Авторы исходят из внешне простого тезиса о том, что различные социальные группы предпочитают различные политические институты из-за того, как они распределяют политическую власть и ресурсы. Так, демократию предпочитает большинство граждан, но ей противятся элиты. Однако диктатура нестабильна, когда граждане могут создавать угрозу общественных беспорядков и революции. В ответ на это, когда цена репрессий существенно высока и обещания уступок не вызывают доверия, элиты могут быть вынуждены создать демократию. Через демократизацию элиты вызывающим доверие образом передают политическую власть гражданам, обеспечивая социальную стабильность. Демократия консолидируется, когда у элит нет сильных стимулов для ее свержения. Эти процессы зависят от силы гражданского общества, структуры политических институтов, природы политических и экономических кризисов, уровня экономического неравенства, структуры экономики и формы и масштаба глобализации. См. другую работу авторов: Почему одни страны богатые, а другие бедные.
Дарон Асемоглу, Джеймс А. Робинсон. Экономические истоки диктатуры и демократии. – Издательство «Высшая Школа Экономики», 2015. – 512 с.
Скачать конспект (краткое содержание) в формате Word или pdf
Купить книгу в Ozon или Лабиринте
Предисловие. Мы предлагаем концептуальную структуру для анализа создания и консолидации демократии. Эта структура строится на трех фундаментальных основаниях:
- Наш подход является «экономическим», в том смысле, что мы подчеркиваем значимость индивидуальных экономических стимулов как детерминант политических установок и исходим из допущения, что люди ведут себя стратегически в известном смысле по теории игр.
- Мы делаем упор на фундаментальную важность конфликта. Различные группы, иногда общественные классы, имеют противоположные интересы относительно результатов политики, и они транслируются в противоположные интересы относительно формы политических институтов, определяющих результаты политики.
- Политические институты играют главную роль в решении проблем обязательств, влияя на будущее распределение политической власти де-юре.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ
Глава 1. Пути политического развития
Есть четыре основных пути политического развития. Во-первых, это путь, который постепенно, но неумолимо ведет от недемократии к демократии. Будучи однажды созданной, демократия никогда не подвергается угрозам, сохраняется и консолидируется. Великобритания является лучшим примером такого пути политического развития. Во-вторых, есть путь, ведущий к демократии, но при этом демократия, будучи созданной, быстро терпит крах. Вслед за этим те силы, которые привели к первоначальной демократизации, вновь утверждаются, но затем демократия снова терпит крах, и цикл повторяется. Этот путь, где демократия, возникнув, остается неконсолидированной, лучше всего иллюстрируется опытом Аргентины в XX в. Логично, что третий путь — это путь, при котором страна остается недемократической или демократизация сильно задерживается. Поскольку есть важные вариации в истоках такого пути, полезно разделить его на два. В первом случае демократия никогда не создается потому, что общество сравнительно эгалитарно и процветающее, что делает стабильным недемократическое политическое статус-кво. Системе не бросают вызов, так как люди достаточно довольны при существующих политических институтах. Сингапур — общество, чью политическую динамику мы характеризуем таким образом. Во втором случае из этих недемократических путей возникает противоположная ситуация. Общество отличается большим неравенством и эксплуатацией, это делает перспективу демократии, настолько угрожающей для политических элит, что они используют все возможные средства, включая насилие и репрессии, чтобы избежать ее. Южная Африка до краха режима апартеида для нас является классическим примером такого пути.
Глава 2. Наша аргументация
Полезно представить себе общество состоящим из двух групп – элит и граждан, где последние более многочисленны. Во многих случаях (но не всегда) понятия «элита» и «богатые» совпадают. Наша концептуальная структура подчеркивает, что общественный выбор по своей природе носит конфликтный характер.
Наша теория о том, какие общества перейдут от диктатуры к демократии и при каких обстоятельствах демократия станет консолидированной, соотносит эти задачи с конфликтом между элитой и гражданами по поводу политики. Концептуальная структура, которую мы разрабатываем, является формальной, так что наше изложение подчеркивает, как понятия, которые, по нашему мнению, сущностно важны при размышлении о демократии, так и то, каким образом эти понятия и проблемы можно формально моделировать, используя теорию игр (подробнее см. Авинаш Диксит, Барри Нейлбафф. Теория игр).
При построении моделей социальных явлений часто используемым принципом является так называемая бритва Оккама. Этот принцип, популяризованный английским философом XIV в. Уильямом Оккамом, заключается в том, что не следует умножать число сущностей, требуемых для объяснения данного явления, более чем это необходимо. Чтобы сфокусировать наши основные вопросы мы применяем бритву Оккама. Мы абстрагируемся от многих интересных деталей и оставляем некоторые в равной степени важные вопросы за пределами нашего исследования.
Наш первый выбор касается классификации различных режимов. Многие общества сегодня управляются демократическими режимами, но нет двух абсолютно одинаковых демократий и большинство из них демонстрирует очевидные институциональные различия. Несмотря на эти различия, имеются и некоторые важные общие черты. При демократии большинству населения позволяется голосовать и выражать свои предпочтения относительно мер государственной политики. Между некоторыми из этих недемократических режимов имеются еще более резкие отличия. Тем не менее в этих недемократических режимах имеется один общий элемент: вместо выражения желаний широких слоев населения, они репрезентируют предпочтения подгруппы населения: «элиты».
Первым строительным блоком нашего подхода является то, что он экономический (в политической науке такой подход часто называют «рациональный выбор»). В таких ситуациях экономический подход говорит о том, что люди часто ведут себя стратегически и что их поведение можно смоделировать как игру. Основным положением теории игр является то, что индивиды выбирают между различными стратегиями согласно их последствиям.
Наш второй строительный блок основан на том, что политика по своей природе конфликтна. Одна мера выгодна одной группе, тогда как другая — иным. Каждый акт выбора порождает выигравших и проигравших. Предположим, что имеются две меры государственной политики, одна выгодная для граждан, другая — для элит. Какую из них примет общество? Это будет зависеть от того, какая группа имеет политическую власть. Другими словами, политическая власть есть способность группы получать благоприятные ей политические меры вопреки сопротивлению других групп. Различают два типа политической власти: политическая власть де-юре и политическая власть де-факто. Та или иная группа имеет существенную политическую власть, когда у нее есть армия и оружие, чтобы уничтожать другие группы, когда политика проводится не в ее пользу.
Мы говорим об этом как о политической власти де-факто. С другой стороны, сегодня ключевые решения в Соединенном королевстве принимаются Лейбористской партией не потому, что она может применять грубую силу, а потому, что политической властью ее наделила политическая система (т.е. ее привело к власти голосование на последних всеобщих выборах). В результате, из политических мер с противоположными последствиями Лейбористская партия может выбирать те, которые более выгодны для ее избирателей или ее лидеров. Мы называем этот тип политической власти, устанавливаемой политическими институтами, политической властью де-юре. Реальная политическая власть есть комбинация де-юре и де-факто политической власти.
Наконец, мы называем социальные и политические механизмы, распределяющие политическую власть де-юре политическими институтами. Важная роль демократии заключается в том, что она способна распределять политическую власть де-юре. При демократии большинство имеет относительно большую политическую власть де-юре, чем при недемократии. Тогда то, что демократии заботятся об интересах большинства граждан больше, чем недемократии, есть просто следствие большей де-юре политической власти большинства при демократии, чем при недемократии.
В случае конфликта по поводу типов политических институтов, большинство граждан будут на стороне демократии, а элиты будут на стороне недемократии. Предположим, мы живем в недемократическом обществе, которое обычно обеспечивает интересы элит. У граждан сегодня имеется политическая власть де-факто, так что они могут получать желаемые меры, но они не уверены, будет ли у них та же политическая власть завтра. Учитывая то, что мы в недемократическом обществе, завтра элиты могут стать более могущественными и напористыми, и граждане могут утратить имеющуюся политическую власть. Могут ли они гарантировать реализацию предпочитаемых ими мер и сегодня, и завтра?
Здесь на первые роли выходят политические институты. Институты по своей природе долговременны. Демократическое общество не только то, в котором «один человек — один голос» сегодня, но также и то, от которого ожидают, что оно останется демократическим по крайней мере в ближайшем будущем.
Мы перешли к обогащенной теории. Изменение политических институтов, возникает как способ регулирования будущего распределения политической власти. Обратите внимание на важный имплицитный элемент нашего повествования: преходящий характер политической власти де-факто. Предполагается, что граждане имеют политическую власть сегодня, но не уверены, будут ли иметь аналогичную власть завтра.
Угроза революции и потери всего вынуждает элиту дать убедительное обещание, которое означает изменение будущего распределения политической власти. Роль, которую играют политические институты в распределении власти и создании относительно убедительных приверженностей, является третьим ключевым строительным блоком нашего подхода.
Почему, если для граждан привлекательна революция, ее останавливает создание демократии? Вероятно, потому что революция дорогостояща. Именно эти затраты позволяют избежать революции с помощью уступок или демократизации, осуществляемой элитой. Для элиты, стоящей перед угрозой революции граждан другой альтернативой может быть применение силы и репрессий. Репрессии привлекательны для элит — они позволяют им сохранять власть без каких-либо уступок лишенным права голоса. Тем не менее репрессии и затратны, и рискованны для элит. Они ведут к потерям жизней и разрушению активов и материальных благ.
Демократия консолидирована, если характеризующий ее комплекс институтов сохраняется во времени.
Какие факторы делают возникновение и консолидацию демократии более вероятными?
Гражданское общество.
Потрясения и кризисы; например, неурожай, экономическая депрессия, международный финансовый и долговой кризис, война.
Источник доходов элит. Демократизация вероятнее в более индустриализированном обществе, где элиты обладают существенным физическим и человеческим капиталом, чем в более агрокультурном обществе, где элиты в основном инвестируют в землю. Эти соображения могут объяснить, почему большинство революций, например, в России, Мексике, Китае, Вьетнаме, Боливии и Никарагуа, произошли в преимущественно аграрных обществах. Это так потому, считаем мы, что земельные элиты предпочитают репрессии, а не уступки, и когда репрессии терпят крах, случаются революции. В более урбанизированных и индустриализированных обществах, где элиты инвестируют в капитал, предпочитаются уступки и революции наблюдаются реже.
Политические институты. Один из способов влияния элит — проектирование политических институтов. В своей книге 1913 г. «Экономическая интерпретация конституции США» Ч. Бирд доказывал, что текст конституции был написан богатыми собственниками, следящими за сохранением ценности своего имущества (в том числе, как следует добавить, и рабов) перед лицом вероятного давления со стороны радикальных демократических элементов. Даже сама идея представительной демократии, в противоположность прямой или демократии участия, может рассматриваться как попытка ослабить давление популизма и подорвать власть большинства.
Если элита может спроектировать институты демократии или манипулировать ими так, чтобы гарантировать непринятие радикальных мер в пользу большинства, то демократия становится менее угрожающей интересам элит. 3ная, что при демократии элиты смогут застраховаться от чрезмерно мажоритарных мер, они будут меньше стремиться к антидемократическим действиям.
Другим примером связи между политическими институтами и демократической консолидацией является утверждение, что президентские демократии, вероятно, более нестабильны, чем парламентские, и более подвержены переворотам. В легислатуре сдержки и противовесы, а также лоббирование могут позволить элитам блокировать предложения радикальных мер, а прямо избираемый президент с большей вероятностью будет представлять предпочтения большинства и, следовательно, будет большим популистом. Поэтому президентские системы могут больше угрожать интересам элит и тем самым провоцировать больше переворотов.
Роль межгруппового неравенства. При прочих равных условиях межгрупповое неравенство делает революцию более привлекательной для граждан: благодаря революции они получают шанс на участие во всех доходах экономики (минус то, что уничтожено в ходе революции), в то время как при недемократии им достается только небольшая доля этих ресурсов. Поскольку эффективная угроза революции — это та искра, которая разжигает процесс демократизации, большее межгрупповое неравенство должно ассоциироваться с большей вероятностью демократизации.
Однако, при увеличении разрыва между элитами и гражданами (т.е. при возрастании межгруппового неравенства) бремя, возлагаемое на элиты даже при постоянной ставке налога, возрастает. Т.е., при увеличении неравенства и удорожании демократии для элит становятся более привлекательными репрессии. Следовательно, большее межгрупповое неравенство может также препятствовать демократизации.
В обществах с наибольшим равенством революция и общественные беспорядки недостаточно привлекательны для граждан; недемократическим системам либо не бросают вызов, либо любые вызовы могут быть встречены временными мерами, такими как некоторое ограниченное перераспределение. Вероятно, в этом причина позднего прихода демократии в некоторые эгалитарные и быстро растущие экономики, такие как Южная Корея и Тайвань. Однако, когда элитам есть много что терять при переходе к демократии, общество, вероятно, придет к репрессивной недемократии, и, возможно, если репрессии будут недостаточны, даже переживет революцию. Этот механизм может также объяснить живучесть недемократических режимов в латиноамериканских странах с большим неравенством, таких как Сальвадор или Парагвай.
Наша концептуальная структура предсказывает, что в обществах с высоким неравенством демократические меры будут высоко редистрибутивными, но затем резко прекратятся после переворота, возвращающего к значительно меньшему перераспределению. Это мы наблюдаем в истории латиноамериканских стран.
Средний класс. При введении среднего класса в нашу модель (наряду с богатыми и бедными) мы получаем ряд интересных результатов. Поскольку средний класс более преуспевающий, чем основная масса граждан, то обычно будет поддерживать меры намного более близкие к тем, какие предпочитают элиты. Многочисленный и богатый средний класс может действовать как буфер между элитами и гражданами при демократии. Это может быть полезным для понимания того, почему многие западноевропейские и некоторые латиноамериканские общества, такие как Коста-Рика и Колумбия с их сравнительно большим средним классом, получили сравнительно стабильную демократию, тогда как Сальвадор и Гватемала, где нет такого буфера в лице среднего класса, столкнулись с трудностями в ходе демократической консолидации.
Глобализация может способствовать демократизации. Во-первых, элитам, может быть легче выводить денежные средства из данной страны. Это затрудняет налогообложение элит и уменьшает возможности демократии вести популистскую и крайне мажоритарную политику. Это дает элитам чувство большей безопасности относительно демократической политики.
Во-вторых, международная торговля влияет на цены факторов производства. До прихода существенных торговых потоков, менее развитые страны обладали избытком труда и нехваткой капитала, что понижало вознаграждение за труд и увеличивало его для капитала. Открытие торговли сдвинет размеры вознаграждения к тем, что преобладают в остальном мире, тем самым увеличивая оплату труда и потенциально сокращая прибыль на капитал. Увеличившаяся интеграция в торговле сократит степень неравенства между элитами и гражданами и сделает демократию менее редистрибутивной. Тогда демократия станет менее угрожающей для элит, и поэтому они будут менее склонны применять репрессии, чтобы ее избежать. В таких обстоятельствах глобализация способствует демократии.
В-третьих, рост международной торговли также означает, что подрыв экономической активности может оказаться более дорогостоящим для многих менее развитых наций, которые оказались интегрированы в мировую экономику, и поэтому репрессии могут обойтись элитам намного дороже, что опять же благоприятствует демократии.
Сопоставим общество, где политические идентичности и разделения возникают на классовой основе, с тем, где есть много взаимнопересекающихся расколов на основе расы, этничности, религии или регионов. Основанного на плюрализме общество порождает меньше перераспределения доходов, потому что множество различных расколов предотвращают возникновение широкой коалиции в пользу перераспределения. Вследствие этого многие плюралистические общества, к примеру, не имеют социалистических партий. Это помогает объяснить длительность и стабильность демократии в Соединенных Штатах, часто считающихся идеальным примером плюралистического общества.
Четыре пути политического развития, обрисованные в главе 1 можно представить графически (рис. 1).
Рис. 1. Четыре пути политического развития
Глава 3. Что мы знаем о демократии?
В политической науке много споров по поводу того, что такое демократия. Однако многие исследователи принимают определение, предложенное Й. Шумпетером: «демократия — это институциональное устройство для принятия политических решений, в котором индивиды приобретают о принятия решений в результате конкурентной борьбы за голоса людей». Мы предлагаем для измерения демократии «индекс политических прав» организации Freedom Housed, а также составной индекс Polity, который представляет собой разницу между индексами демократии и автократии. Самая знаменитая корреляция, впервые озвученная С.Липсетом гласит: богатые страны имеют тенденцию быть более демократическими (рис. 2).
Рис. 2. Эволюция демократии, 1840–2000 гг.
Исходя из теории модернизации, многие исследователи сегодня полагают, что демократия возможна только в достаточно образованных и богатых обществах. Однако, указанную корреляцию нельзя интерпретировать как причинно-следственное влияние дохода и образования на демократию и процесс перехода к демократии. Мы полагаем, что причинное влияние дохода (или образования) на демократию или на переход к демократии невелико. Вместо этого, как представляется, другие исторические факторы определяют и экономическое, и политическое развитие различных обществ, что ведет к указанным корреляциям. Страны, которые росли быстрее в течение последних 25–30 лет, не стали более демократическими.
Как агрегировать индивидуальные предпочтения? На этот вопрос дает ответ основополагающее исследование К. Эрроу по коллективному принятию решений (см. ссылку ниже). Эрроу доказал теорему (не)возможности, продемонстрировав, что даже если индивиды имеют благоразумные рациональные предпочтения, обычно невозможно агрегировать эти предпочтения, чтобы определить, что случилось бы в демократии. Теорема Эрроу основывается на важной и простой особенности политики: конфликте интересов. Различные распределения ресурсов и различные социальные решения и меры государственной политики создают победителей и проигравших.
На последующих 400 страницах авторы перемежают небольшое количество текста большим числом формул, так что эта часть представляет интерес для специалистов.
Глава 11. Выводы и будущее демократии
Для осмысления того, консолидируются ли существующие в мире демократии, и как они будут трансформировать по сравнению с их сегодняшним состоянием важны несколько вопросов. Во-первых, в мире все более возрастающее значение приобретает человеческий капитал в сравнении с землей и физическим капиталом, по двум причинам: 1) рядовые граждане и развивающихся, и развитых стран сегодня более образованы, чем 50 лет тому назад; 2) на протяжении XX в. технологии, как представляется, стали более полагаться на умения и человеческий капитал работников (т.е. стали благоприятствующими умениям), тем самым повышая важность человеческого капитала на рынке труда.
Хотя большие доходы от человеческого капитала могут в некоторых случаях увеличить неравенство (как, например, в экономике США в течение последних 30 лет), обычно они помогают перекрыть разрыв между элитами и гражданами и создают многочисленный средний класс во многих менее развитых странах, являющихся недемократическими или неконсолидированными демократиями. По мере перекрытия этого разрыва и возникновения среднего класса мы ожидаем меньших конфликтов по поводу перераспределения и более стабильных демократий не только в обществах, где имеет место политический конфликт между богатыми и бедными, но и там, где этот конфликт проходит по другим разделительным линиям. Мы не предсказываем окончания политических конфликтов в скором времени, но считаем, что с большей ролью человеческого капитала конфликты станут менее ожесточенными и интенсивными.
Во-вторых, мы сейчас живем в высоко глобализированной мировой экономике. В силу уже рассмотренных причин мы полагаем, что большие международные экономические и финансовые связи могут способствовать демократии и ее консолидации. Конечно, конфликт между элитами и большинством граждан сохранится и в глобальной мировой экономике, но глобализация может убрать наиболее разрушительное оружие из арсеналов сторон. Граждане сегодня не хотят проводить максимально популистскую и редистрибутивную политику, что повышает безопасность элит в условиях демократии. Элиты значительно менее расположены к переворотам и нарушениям нормального функционирования общества.
В-третьих, окончание холодной войны предполагает прекращение скрытой экономической и политической поддержки, которую получали многие недемократические режимы, что облегчает переход к демократии и затрудняет антидемократические перевороты (хотя имеется опасность, что война против терроризма может свести на нет потенциальные выгоды окончания холодной войны).
Эти три фактора дают основание предполагать, что у демократии светлое будущее. Демократия сегодня имеет намного больше шансов победить недемократию, чем в прошлом, и там, куда она еще не пришла, и там, где она еще не консолидировалась.
Библиография
Алесина, А., Джавацци, Ф. Либерализм – это левая идея. – М.: ООО «Юнайтед Пресс», 2011. – 172 с.
Эрроу К. Коллективный выбор и индивидуальные ценности. – М.: ГУ ВШЭ, 2004. – 204 с.
Даль P. Полиархия, участие и оппозиция. – М.: ГУ ВШЭ, 2010. – 288 с.
Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. – М.: АCT, 2004.
Гоббс T. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Гоббс Т. Соч.: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1991.
Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. – М.: Прогресс-Традиция, 2004.
Хантингтон С. Третья волна: Демократизация в конце XX века. – М.: РОССПЭН, 2003.
Михельс Р. Политические партии: Социологическое исследование олигархических тенденций современной демократии. – М.: Наука, 1994.
Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. – М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997.
Олсон M. Логика коллективных действий: Общественные блага и теория групп. – М.: Фонд экономической инициативы, 1995.
Олсон M. Возвышение и упадок народов. Экономический рост, стагфляция и социальный склероз. – Новосибирск: ЭКОР, 1998.
Олсон M. Диктатура, демократия и развитие // Теория и практика демократии: избр. тексты. – М.: Ладомир, 2006. С. 375-382.
Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе. – М.: РОССПЭН, 1999.
Патнэм P. Чтобы демократия сработала. Гражданские традиции в современной Италии. – М.: Ad Marginem, 1996.
Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. – М.: Экономика, 1995.
Тилли Ч. Принуждение, капитал и европейские государства, 1990-1992 гг. – М.: Изд. дом «Территория будущего», 2009.
Тилли Ч. Борьба и демократия в Европе, 1650-2000. – М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2010.
Уильямсон О.И. Экономические институты капитализма. – СПб.: Лениздат; SEV Press, 1996.